Верхом на раторне - Страница 128

128

Улыбка стоящего перед ней создания искривилась и соскользнула прочь. Ей захотелось содрать с него и его лицо, и эту вонючую куртку.

— Что случилось в твоих покоях, дядя? — потребовала она, одновременно обрадованная и раздражённая тем, что он, похоже, уплывал назад, всякий раз когда она к нему приближалась. Вспышки молний и мрак чередовались друг с другом под приглушенные возгласы грома. — Что такое ты сделал, или попытался сделать, в результате чего твой дружок Рандир был пригвождён к полу с ножом в кишках, его слуга метался, охваченный огнём, а тебя самого выворачивало в углу? Смелый мужчина. Великий воин. Папенькин сынок. Как ты умер и почему из-за твоей смерти человек вроде Халлика Беспощадного применил к себе Белый Нож? Отвечай, чёрт побери!

Она пыталась загнать его в угол своей яростью, но он выскользнул прочь, растворившись в темноте.

И снова тень сомнений. Так что же всё было — вина, галлюцинация или что-то совершенно другое? Кто просто не мог не обвинять кого-нибудь, кто продолжал пытаться толкать её в направлении, куда она совсем не желала двигаться? Такое уже случалось прежде, по крайней мере дважды.

Затем она поняла.

— Ну ладно, — сказала она бурлящему вокруг неё хаосу. — Хватит развлекаться и играть. Покажись.

Аххххххх… выдохнула буря, и воздух угрожающе застыл. Сверху просачивался мрачный, желтоватый свет, в котором плавали серые пылинки. Пепел больше не падал на Джейм, а закручивался в стену тёмного урагана, в котором она была глазом. Хотя было по-прежнему удушающее жарко, она одела обратно свою куртку и вызывающе встряхнула волосами, готовая встретиться с врагом лицом к лицу, что бы ни вышло ей навстречу.

В переменчивой темноте двигалась огромная фигура, неясно очерченная сгустками и полосками плавающего в воздухе пепла. Здесь — выступ громадного плеча; там — пещерообразная впадина глаза; и всё это время, гигантские лапы наравне с вулканом беззвучно сотрясали землю.

Джейм всё время поворачивалась к нему лицом. Это был третий раз, за последние несколько дней, когда она и слепой аррин-кен танцевали друг вокруг друга, если считать за первый тот, когда она валялась плашмя на спине, наполовину мёртвая от потери крови и наполовину выскочившая из своего тела от страха. В какой-то степени она была по-прежнему напугана — а как иначе, столкнувшись лицом к лицу с подобным созданием? — но кроме того, она была разгневана.

Будь гневной, нашептывала её кровь шанира. Будь сильной. Будь, как твой отец.

— Теперь, когда я привлекла твоё внимание, — сказала она, не зная точно, от ярости или страха дрожит её голос, — У меня есть вопрос. Ты — судья. Трое знают, Кенцирату необходимо правосудие. Так почему ты не приходишь к ублюдкам вроде Лорда Каинрона, который извращает всё, чем мы являемся, или к этому лживому жрецу Иштару? Где ты был, когда Ведьма Глуши заключала свой контракт с Призрачной Гильдией на уничтожение моей семьи или когда мой дорогой дядюшка Грешан играл в свои мерзкие игры с Бел?

К ней повернулось скалящее клыки, грубое огненное лицо.

Невиновность — это не моя забота. Она невольно вздрогнула, когда его голос зарычал в её голове, как будто зубы скобили череп изнутри. Я сужу только тех из Старой Крови, в чьих венах течёт разрушение, и только если их собственный род оказывается слишком труслив, чтобы судить их сам. Таких, как ты. Ты осмелишься назвать себя невиновной? Дочь Танцующей, ты родилась виноватой.

— Это я отвергаю, как и то, что всё ещё проклята.

Лгунья!

Его жуткое лицо внезапно ринулось на неё из переменчивых теней, и само — тень, но с печатью такого голода, что оно, казалось, было готово поглотить само себя, за неимением другой пищи.

Всплеск почти берсерковской ярости заставил Джейм споткнуться. Осторожней, подумала она, прикладывая все силы, чтобы восстановить и контроль, и равновесие. Оступишься сейчас — и падёшь навечно… как твой отец. Но ты знаешь, кто ты такая и кем можешь стать.

— Лгунья? — повторила она так ровно, как только смогла, чувствуя как её голос дрожит от усилий. Не раздумывая, она начала двигаться танцевальными па Сенетара, ветер-дует с добавкой вода-течёт, плавно скользя вокруг диких вихрей своего гнева. — Это я тоже отвергаю.

Танец навязывал свою собственную дисциплину. Точным движением руки поймай в ладони ветер. Ныряй и кружись вокруг блуждающих витков пепла, таких же горячих как упрямая месть, таких же холодных, как потерянная надежда. Такой самопоглощающий гнев! Такое отчаянье! Вот пожары, способные поглотить весь мир, а жаждут они ещё большего. Ох, мягче, мягче. Почувствуй течение прохладной воды по опалённой коже. Пропусти ветер через растопыренные пальцы и причёсывай ими тяжёлый шёлк чёрных волос, пока они не потекут гладким потоком. Ну вот. Теперь отпусти их.

— Я не такая как ты, горелый кот, слепой судья. Я пришла из тьмы, но не принесла её с собой. Что осталось в Доме Мастера, кроме пыли и пепла? Ты сгорел там, так ты превратил себя в огонь, чтобы жечь других. Их боль облегчает твою?

Да!

Такая смертоносная страстность, заставившая даже пепел вспыхнуть и превратиться в огненные пылинки, но танец проскользнул через них, застав его врасплох. Когти бога, это было опасно. Не думай об этом. Танцуй.

Полуразличимая громадная голова закачалась… в согласии, замешательстве, отрицании?

Нет. Если я раню, если я жгу, всё это, чтобы я был тем, кто я есть, делал то, что должен делать. Разве может быть другая причина?

— Неужели у всего должна быть причина?

128