Жеребёнок встал на дыбы, продемонстрировав свою рогатую маску, копыта и защищённый слоновой костью живот. Очевидно, что уязвимыми были только его задние ноги. Пластины на холке с треском поднялись, приподняв нижнюю половину его гривы, острая волна пробежала вниз по его спине, и хвосту. Когда гончие неожиданно бросились, он опустился на землю и ударил по ним, щёлкая клыками, со скоростью атакующей змеи. Одна подошла слишком близко и оказалась насаженной на его пару рогов. Пока жеребёнок отбрасывал гончую прочь, её напарница вцепилась раторну в горло, сломала зубы о броню из слоновой кости и с воплем упала вниз, прямо под острые копыта.
Гончая со сломанной спиной перестала кружить, но зарычала, когда раторн к ней приблизился. Копыта опустились снова, точным ударом в череп, раздробив его вдребезги.
Упала внезапная тишина.
В центре побоища застыл раторн, похожий на изумительную сказочную помесь дракона и боевой лошади, весь белый, за исключением пятен своей крови и крови гончих. Последняя стекала вниз по закрученным рогам в канавки на костяной маске, вниз по ним, между блестящих красных глаз, до самого рта, где её ловило мерцание розового языка между белыми клыками.
Затем он очень по-лошадиному встряхнулся, заставив свою гриву развиваться, и издал громкое удовлетворённое фырканье.
Джейм почувствовала, как его глаза остановились на ней. Он снова фыркнул: Хуух!
Она выползла из-под кустов и встала, слегка покачиваясь. — Ну хорошо. Ты видишь меня, а я вижу тебя. Что дальше?
Ниже, подлесок затрещал и раздвинулся, пропуская Горбела, за которым вплотную следовали два его человека. Он издал звук удовлетворения, очень похожий на победное фырканье раторна, и соскочил со своей верховой лошади, в руке было зажато смертоносно острое копьё для охоты на вепря. Его товарищи остались сидеть в сёдлах, но с трудом: все три лошади уловили тревожащий запах раторна. Жеребёнок опустил в их сторону окровавленные рога и зарычал. Они отступили, дико кося глазами, едва управляемые.
Каинрон, возможно случайно, занял позицию между Джейм и покрытым слоновой костью зверем. Одна из его собственных гончих лежала у его ног выпотрошенной. Джейм не хотела отдавать преимущество ни человеку, ни зверю. Она скользнула через папоротник вниз, к Горбелу и тронула его за рукав. — Прошу. Не надо.
Он бросил на неё быстрый косой взгляд, отметив, что она вся грязная. — Опять играла в грязи, не так ли? Отец бы с большим удовольствием на тебя сейчас посмотрел.
— Ну, а я видела, как он прямо посреди разговора, не переставая разглагольствовать, взмыл в воздух, облив себе брюки. Как ты думаешь, кто пока ведет в счёте?
Звук, который он издал, вполне мог сойти за смех.
А затем и рога, и копьё развернулись кругом в направлении противоположного края прогалины. Кто-то или что-то приближалось. Сопение, чихание, и в просвет вывалился, задыхаясь и неуклюже волоча ноги, молокар Торво, сопровождаемый своим хозяином Тарном.
Они оба были совершенно растрёпаны и покрыты колючками. Один из Каинронов хихикнул. Горбел выглядел взбешённым. Тем не менее, когда Тарн увидел раторна, его лицо засияло от восторга.
— Видите? — заявил он им всем. — Видите? Я не знаю, по какому следу шли вы, чтобы оказаться здесь, но мы пришли по единственно правильному, верному до каждого шага на нашем пути. — Он упал на колени и обхватил руками громадную, лохматую гончую. — Молодец, Торви, молодец!
Торво облизал лицо хозяина и медленно рухнул в объятия мальчика.
Тарн затряс его. — Торви, дурачок, сейчас не время для дремоты. Здесь раторн. Здесь! Нам всё ещё нужно добыть его. — Гончая задышала долгими скребущими звуками, со стуками в конце каждого, её полузакрытые веки затрепетали. — Торви!
Теперь все только наблюдали, прикованные к месту происходящим.
— Торви, очнись! Ты не можешь умереть. Нет, нет…
Жеребёнок раторна начал дрожать. Его гребень упал; каким-то образом он казался меньше, чем был на самом деле, более уязвимым. Его собственное горе заросло коркой, поняла Джейм, но так и не зажило, подобное нарыву в душе. Теперь он видел не мальчика с умирающей гончей, а самого себя в последние моменты жизни его кобылы матери, яростно желающий, чтобы она его не покидала, знающий, что она должна, но не сейчас, прошу, не сейчас.
Дыхание гончей прошумело в последний раз и оборвалось.
На мгновение все задержали дыхание.
Затем раторн закричал.
Его горе и отчаянье взорвали прогалину, заставляя увядать каждый лист, убивая каждую травинку. Джем упала на колени, прижав руки к ушам, но звук был в её сердце, в её душе, разрывая старые шрамы.
Она была со своей первой учительницей и нянькой, по имени Зима, когда Разящий Родню в руках её отца рассёк женщину кендара почти на две половины.
Она была на краю Откоса, наблюдая, как её мать падает прямо в бездну.
Она склонилась рядом с телом человека, который научил её чести и подарил ей любовь под крышами мрака.
Прощай, Тирандис, Сенетари. Прощай.
Рука на её плече… Торисен? Нет. Горбел.
— Н-но я никогда не плачу, — сказала она ему, чувствуя, как слёзы прокладывают дорожки по её грязному лицу.
— Так же, как и я, — сказал он и небрежно вытер текущий нос рукавом.
Где-то за пределами своего собственного горя она мельком уловила образ толстого человека, снова и снова бьющего женщину, не обращая внимание на её крики, пока она не осталась безмолвно лежать на полу в луже крови, которая медленно потекла в сторону детской кроватки.