Верхом на раторне - Страница 99

Тот, кто отвечает добром на полученную доброту.

Джейм заползла под одеяло и взяла маленькие косточки в свои руки, едва ли не ещё меньше покрытые плотью. Падала пыль. И тишина. И долгая ночь мертвых, не имеющая рассвета.

III

Затем кто-то произнёс её имя, или, скорее, этот его ненавистный искажённый вариант: — Джеймс. — И снова, — Джеймс.

Голос был приглушённым, но определённо сердитым.

Джейм беспокойно зашевелилась. Ей больше хотелось всё спать и спать, без всяких волнений, разве что, возможно, её зубы со временем выпадут, как сделали её волосы.

Погодите минутку. Это ведь был сон, не так ли? Трое, она надеялась, что так. Да, у неё все ещё было полно спутанных волос на голове, и никакой одежды на теле.

Хотя последнее тут же изменилось. Она почувствовала, как её имя одевает её в паутину невидимых нитей. Грубые пряди касались её, сначала легонько, затем более настойчиво, ловя в ловушку, стягиваясь и оплетая. И они воняли. Это походило на то, как ткнуться лицом во влажную заплесневелую ткань. Когда она уже начинала паниковать, Джейм обнаружила себя в другом месте, в круглой комнате. Как и зал посмертных знамён Готрегора, она была тёмной и безоконной, с угнетающе низким потолком. Вдоль каменных стен горели фонари. Между ними висели тёмные гобелены, полные скрывающихся теней, которые, похоже, крадучись перемещались, как будто зная о её присутствии. Тем не менее, напротив неё свет пламени мерцал на знакомом, мягком лице.

На самом деле Джейм никогда не встречалась со своей кузиной Эрулан. В конце концов, прошло больше сорока лет с тех пор, как массовая резня забрала всех леди Норф, кроме одной, девочки Тьери, защищая которую Эрулан и погибла. Тем не менее, всю прошлую, унылую зиму, проведённую взаперти в Женских Залах Готрегора, нося одежду мёртвой кузины, поскольку Тори не подумал обеспечить её чем-то более подходящим, она часто навещала знамя Эрулан, которое висело среди рядов знамён мёртвых членов её семьи — то есть висело до той последней ночи, когда Тишшу выдул их все в окно.

Теперь они обе снова оказались вместе, вот только… вот только здесь появилась сама Эрулан, стоящая и улыбающаяся ей.

Закрыть глаза. Посмотреть снова.

Хотя лицо перед ней создавало видимость полноты жизни, оно было отмечено тонким узором смерти и его улыбка была всего лишь натяжением стежков. Тем не менее, душа Эрулан пристально смотрела наружу через основу и уток ткани, проницательно и криво улыбаясь.

Вот мы и снова вместе, кузина.

Был ли это другой сон, или она действительно достигла сферы души? Если последнее, то чей голос притащил её сюда и где она теперь оказалась?

Ответ пришёл вместе со щёлканьем каблуков сапог и бряцаньем тяжёлых шпор, и то и другое приглушалось камнем и толстой тканью, закрывающей стены.

Бренвир размашисто прошагала мимо в вихре своей разрезанной юбки для верховой езды, руки плотно обхватили грудь, как будто удерживая её от взрыва. Больше не улыбаясь, Эрулан наблюдала за тем, как она проходит. Когда мёртвая девушка повернула голову, Джейм увидела, что у той не было затылка, только вогнутый реверс лица, грубый и покрытый узелками нитей.

Матрона Брендан, похоже, не замечала их обоих. Что за радость она могла находить в том, через что не могла видеть, и кто мог вообще что-то увидеть через безглазую маску ищущего? В Женских Залах Джейм иногда была вынуждена носить такую сама, в качестве наказания за свои неугомонные блуждания. Хотя, как правило, маску использовали в детских играх. Девушка, носящая её, теряла не только зрение, но и свою личность, пока ей не удавалось поймать другого игрока. Тогда она передавала ей маску и присваивала имя нового искателя. В конце игры все становились кем-то другим, кроме девушки, оставшейся в маске, которая становилась никем, безымянной и потерянной. Иногда она носила маску по несколько дней, пока старшая девушка не сжаливалась и не снимала её.

Но кто мог освободить матрону, ослеплённую её собственным отчаяньем?

— Что я могу сделать? Что я могу сделать? — Зло бормотала Бренвир сама себе, так же навязчиво и зациклено, как и металась по комнате. — У нас был контракт, чёрт возьми! Ты должна была стать моей навеки. Но затем ты умерла, а Серый Лорд отправился в изгнание, а теперь его сын говорит моему брату забыть о цене. Адирайна сказала, что он только мужчина, что он не понимает, что он хочет быть добрым и любезным. Ха! Как я могу держать тебя у себя и, тем более, если снова тебя потеряю, как я смогу вынести это? Это уничтожит меня. Хуже, что если это заставит меня уничтожить других?

По мере того, как она проходила, на гобеленах шевелились тени, выползали вперёд, приобретали отчетливость. Её демоны. Её воспоминания.

Тут стояла девочка, нелепо выглядящая в слишком большой для неё одежде брата, нож в одной руке, отрезанный моток длинных чёрных волос свисал из другой. Каждая линия её несчастного лица говорила, Это не сработало. Я всё ещё себя ненавижу.

На следующем гобелене, та же девочка стояла на коленях у тела женщины, которая, руки полны мальчишеской одежды, упала вниз с пролёта лестницы и сломала себе шею.

Бренвир ударила себя по слепому лицу сжатыми кулаками. — Ох, мама, я вовсе не хотела проклинать тебя. Нет. Нет. Но я — шанир проклинающая, монстр. Что я могу принести, кроме вреда. Адирайна, родич бабушки, ты сказала мне быть стойкой и такой я и была. Они прозвали меня Железной Матроной, но они не знают. Они не знают. Эрулан, сестрица, ты дала мне силу, ты дала мне любовь, а потом умерла. О, я прокляла твоего убийцу и кара пала на него, но ты по-прежнему мертва. А теперь я должна потерять и твоё знамя тоже? Он кинул мне тебя, прокляни его предки, как кость собаке! Оскорбление, позор. Мне следует проклясть его. Нет, нет, я уже прокляла его сестру. «Безродная и бездомная»… Чёрт бы тебя побрал, Джеймс!